И всё же голову не покидает мысль, что это было.
Мы сидели на кухне, я помогала готовить ей ужин, она рассказывала, как бросила дом и приехала сюда ради него, как сбежала в свои восемнадцать лет от родителей, чтобы в дальнейшем жить с мужчиной, отвыкая от социума совместно с ним, а потом и вовсе удалиться в лес, когда надобность в общении с людьми исчерпает себя до конца. Она говорила что-то про свою учёбу, про своих родителей, маленьких сестёр, рассказывала о планах ремонта в квартире, что не помешало бы покрасить стены и купить ещё пару кружек, а то гостей даже не из чего поить, ведь, кроме меня, они вдвоём здесь больше никого не знают.
Я слушала её в пол уха, а сама косилась взглядом на владельца квартиры. Судя по большой наивности и открытости этой милой девицы ко мне, я понимала, что она не знает, как её возлюбленный оказался здесь, откуда он знает меня, и почему был не против устроить мне скромный приём вечером. Он не удосужился рассказать своей маленькой девочке, что изначально он приехал сюда ради меня, ради любви ко мне, которая распирает его до сих пор, и как я его отвергла, попросив не приезжать вовсе. Я сидела на стуле и продолжала косо поглядывать на то, как он мечется, пытаясь то ли рассказать ей правду, то ли вынудить сделать это меня.
К завершению вечера, на прощание, я попросила обняться с ними двоими и подвела итог, что они идеально созданы друг для друга. Девочка расцвела, а вот его передёрнуло так, что я думала, под потолком сейчас от его напряжения лопнет лампочка. И неизвестно, кто из нас с ним двоих, обставил друг друга больше. Он, который увидел меня во второй раз и сдруживший со своей маленькой девочкой, чтоб ей было не так скучно, или я, которая так и не вышла из его сердца и решившая раскрепостить эту девочку до конца.
Мы сидели на кухне, я помогала готовить ей ужин, она рассказывала, как бросила дом и приехала сюда ради него, как сбежала в свои восемнадцать лет от родителей, чтобы в дальнейшем жить с мужчиной, отвыкая от социума совместно с ним, а потом и вовсе удалиться в лес, когда надобность в общении с людьми исчерпает себя до конца. Она говорила что-то про свою учёбу, про своих родителей, маленьких сестёр, рассказывала о планах ремонта в квартире, что не помешало бы покрасить стены и купить ещё пару кружек, а то гостей даже не из чего поить, ведь, кроме меня, они вдвоём здесь больше никого не знают.
Я слушала её в пол уха, а сама косилась взглядом на владельца квартиры. Судя по большой наивности и открытости этой милой девицы ко мне, я понимала, что она не знает, как её возлюбленный оказался здесь, откуда он знает меня, и почему был не против устроить мне скромный приём вечером. Он не удосужился рассказать своей маленькой девочке, что изначально он приехал сюда ради меня, ради любви ко мне, которая распирает его до сих пор, и как я его отвергла, попросив не приезжать вовсе. Я сидела на стуле и продолжала косо поглядывать на то, как он мечется, пытаясь то ли рассказать ей правду, то ли вынудить сделать это меня.
К завершению вечера, на прощание, я попросила обняться с ними двоими и подвела итог, что они идеально созданы друг для друга. Девочка расцвела, а вот его передёрнуло так, что я думала, под потолком сейчас от его напряжения лопнет лампочка. И неизвестно, кто из нас с ним двоих, обставил друг друга больше. Он, который увидел меня во второй раз и сдруживший со своей маленькой девочкой, чтоб ей было не так скучно, или я, которая так и не вышла из его сердца и решившая раскрепостить эту девочку до конца.