Уже как год мы прожили душа в душу, за всё время нашего знакомства мы ни разу не ругались, скорее, наоборот, всегда старались поддерживать друг друга и приободрять в тяжёлых ситуациях.
Он - бывшая модель с актёрским образованием, эмигрировавший в Азию и выращивающий рис для всего мира. Я не знаю, почему он выбрал именно эту страну, что его сподвигло бросить родителей в России и умотать так далеко от родного дома, но зато я всегда знаю, что этот человек знает, что делает. Пускай импровизация - его второе имя, но это не накладывает на него отпечаток самодура.
Между нами нет никакой любви, нет никаких чувств, но мы оба внезапно осознали, что наши жизненные приоритеты во многом совпадают, и каждый из нас может положиться на второго. Он ни на минуту не заставлял меня сомневаться, что я всегда смогу найти понимание и защиту в его лице. С таким не сложно провести отпуск, совершить какой-нибудь безумный поступок и прожить всю жизнь вместе, понимая друг друга с полуслова.
Мы подумали, а почему бы и нет. Он не против, если я закончу свою учёбу и уеду жить к нему навсегда, приобретя со временем статус законной супруги. И все эти планы казались такими розовыми и досягаемыми, пока он не сказал, что ему пора ехать. Рисовые поля - это лишь прикрытие. Есть план, есть крэк, есть грязные деньги, есть разборки.
И я говорю нет. Где-то я уже это всё слышала и видела своими глазами. И с меня достаточно.

Эта мысль не даёт мне покоя уже год. Прошёл ровно год, как родился мой племянник. Сегодня моему сладенькому исполняется год. И я понимаю, что он моя радость и боль. С той же скоростью, что он растёт моя жизнь наполняется различными событиями самого разного характера.
Почему-то память непроизвольно делает какие-то завязки, зацепки, надрезики, связывая ситуации из моей жизни с действиями моего племянника.
Я никогда не забуду, как уложив крошку спать, в тот день он особенно сопротивлялся и капризничал, мы с сестрой решили перевести дух и, наконец-то, сели позавтракать, пока она накрывала на стол, я подумала, что вроде самый тяжёлый момент за день пережит, а в руке уже вибрирует телефон, на дисплее короткая смска от подруги: "Папа умер", и я понимаю, что тяжёлый момент был совсем не вытерпеть истерику племяша.
Каждый раз, ложась на ковёр в зале, память тут же подсовывает мне воспоминание, как я почти уснула на этом самом ковре, а шаловливое дитятко, воспользовавшись ситуацией, подползло ко мне и укусило за нос.
Когда я перекладываю его вещи, особенно сезонный гардероб верхней одежды, то у меня перед глазами пролетают все мои адюльтеры, которые были в разное время года, и каждый из которых я переживала по-своему тяжело.
И таких воспоминаний сотни (только за год!), все они разные, насыщенные, и потому легко ощутимые. Мне приятно, когда мозг запоминает что-то такое, атмосферу чего словами передать нельзя, но из чего обычно складываемся мы сами, достаточно мало заметные детали, которые довершают образ нашей целостности и ощущения её самой.
Но я не хочу, чтобы я видела в своём племяннике отражение своих переживаний, бед и слёз. Он растёт, как моё зеркало, чем старше он становится, тем больше я понимаю, сколько уже позади пережитого, и пугаюсь, откуда взялись силы, чтобы это пережить. Когда я беру его на руки, то я всегда вздыхаю, иногда чуть слышно, иногда неприкрыто тяжко, потому что в голове вихрем проносятся события с поля боя за последний год.
Я должна видеть в нём только его жизнь, его успехи, его первые победы, а вместо этого разбавляю всё своими эмоциями.
И как-то надо бороться с этим.

Читая Пьюзо, я поражалась тому, как он буквально парой предложений создаёт волшебные образы изящных девиц, и внезапно поняла, что мне нынешней нельзя будет сказать того же самого, что говорили мои мужчины ещё полгода назад. От прежней леди не осталось и следа, только манеры, даже во взгляде, который всегда был нежен и добр, появилась какая-то дьявольщинка.
В погоне за юным мальчишкой, у которого на уме один алкоголь и нарциссизм, я совсем забыла о том, что нужно быть самой собой. Появились вредные привычки; пропал инстинкт самосохранения; прогулки до глубокой ночи вне стен родного дома стали желанней, чем счастливая семейная жизнь; в одежде появился спортивный стиль с лёгкими оттенками небрежности, как-будто моя парка или мой свитер скинуты с чужого плеча. Ещё пару месяцев назад я даже не могла помыслить, что надену на себя парку вовсе, для меня это сродни поцеловать копыта коню, но привычно существующая система правил внезапно начала ломаться.
Я пытаюсь нестись куда-то вперёд, вертеть вокруг себя калейдоскоп событий, стараясь доказать тем самым, что я могу жить также, как мечтает жить конкретный человек. И так продолжается уже целый месяц. Чем дальше я захожу, тем больше я теряю себя. Прилежную, воспитанную, скромную, становлюсь более жестокой и раскрепощённой. Ещё немного и я рискую потерять свои прежние ценности и принципы, которые уже успели превратиться в некие постулаты моей жизни.
Из-за нехватки человека я пытаюсь сама стать им, заполнить пустое пространство внутри себя, удовлетворить свои хотения и желания, связанные с ним, которые по сути не имеют никакой нужды существовать.
И какая радость, что я вовремя пришла в себя. Бежать дальше было бы ошибкой.

На город опускался вечер, мы гуляли с ним по району за ручку; он рассказывал о нацистах, я внимательно слушала, разглядывая аллею, по которой мы шли, и скучала в глубине души по родному дому.
"А здесь я сдаю кровь," - внезапно прерывает он тему и показывает рукой куда-то в конец дома. "Я не хочу умирать," - со страхом в голосе добавляет он, - "Представляешь, там ходят вич инфицированные, я дома руки потом шесть раз мыл по локоть, это невыносимо сидеть в кресле, через которое каждый день проходят сотни спидозников". Я понимающе киваю головой и бормочу какую-то нелепицу себе под нос, что его крайне задевает. Он тут же отпускает мою руку, я слышу, как он начинает часто дышать, расшиперив ноздри, в его глазах просыпается нехороший огонёк. Он кричит что-то о том, что моя жизнь не ограничена никакой болезнью, что я вообще его не жалею и не представляю, каково это жить, зная, что твои дни сочтены, потому что денег на лекарства нет.
Впервые за все наши отношения у меня темнеет в глазах, я почти не вижу его перед собой, но очень отчётливо говорю, что не ною о том, что живу на пороховой бочке с человеком, у которого гепатит с, рискуя поставить крест на своём будущем. Я не ною о том, как болела подростком и была в зоне риска заболеть вичем. Я не хороню его раньше времени, так что зачем эти концерты.
Он тут же теряется и успокаивается, а у меня светлеет в глазах, и мы продолжаем нашу прогулку дальше, не затрагивая больше эту тему до конца вечера.

Гуляя сегодня по улице с подругой, нам пришлось быть остановленными двумя молодыми девушками, на первый взгляд чуть старше нас, которые, как оказалось, ведут миссионерскую деятельность. Естественно первый их вопрос был: "Верите ли Вы в Бога?"
Предвкушая интересных собеседников и очередную промывку мозгов, я уверенно ответила: "Да". Тем временем подруга уже пыталась потянуть меня за рукав и говорила, что ни в кого мы не верим, мы атеисты, давая мне всем своим видом понять, мол с кем я связываюсь, мало мне сумасшедших что ли, но я попросила подождать пару минуток. Уже через несколько предложений выяснилось, что нас встретили двое из мормонов, объяснить мне чем их вера отличается от православия или католицизма они не смогли, ибо не знали достаточно хорошо русского. Девушки оказались из Америки и живут в наших краях уже восемь месяцев. Мои предложения были для них слишком длинные, а говор настолько быстрым и непонятным, что они переспрашивали каждое предложение по два раза. В конечном итоге я психанула и сама перешла на английский.
Когда я сдавала экзамен по истории религии, мне приходилось сталкиваться с вопросами о миссионерской деятельности в разных сектах, но о том, что город и страну, куда отправятся миссионеры, выбирают не они сами - выбирают за них, я не знала. Мормоны странствуют в чужой стране полтора года, а затем возвращаются в родные края. Им не запрещено учиться в университетах, но почему-то никто из них к этому не стремиться. Девушки подарили нам по книге, а мы пообещали им позвонить с просьбой о личной встрече ещё раз.

Когда я ещё училась в седьмом классе, в коридорах нашей школы иногда мелькал мальчик не типичной наружности, высокий брюнет, на год меня старше, который нравился мне настолько сильно, что вместо того, чтобы привлечь к себе его внимание, я опускала глазки в пол и отворачивалась куда-нибудь в стенку, стараясь лишь подглянуть со стороны на свой объект воздыхания. После девятого класса он ушёл, и больше мы никогда с ним не виделись, но память изрядно хранила воспоминания о нём, как он идёт, как разговаривает с завучем, как оглядывается на других.
Прошло пять лет. Я сама закончила школу, первый курс, повзрослела, расцвела внешне и медленно, но уверено, начала учиться жить для себя. Мысли о том мальчике больше не терзали мой мозг и не заставляли сердце замирать с упоением в ожидании, что он обратит на меня своё внимание. Появились другие парни, другие заботы и интересы.
Так уж случилось, что в начале мая я заболела и была вынуждена постоянно лежать в кровати, бороздя просторы интернета, чтобы мозг совсем не превратился в овощ. И каково же было моё удивление, когда на одном из анонимных сайтов я увидела фото своего двора, опубликованное буквально несколько минут назад. Такой поворот событий заставил меня на какое-то мгновение забыть, как нужно дышать, ибо не каждый день можно вот так абсолютно случайно пересечься со своим земляком в рамках анонимной всемирной паутины. Я тут же написала, что живу в этом же доме, в этом же дворе и была бы не против познакомиться с автором фото.
Мы договорились, что встретимся спустя неделю, как только я выпишусь с больничного.
В назначенный час я спустилась во двор, и передо мной стоял тот самый мальчик, которого я полюбила украдкой пять лет назад. Он стал ещё выше, шире, и я тут же утонула в его чёрных глазах. Всё это время мы жили друг у друга под боком и ни разу не пересеклись. Представившись, я поняла, что не упущу своего. Это были замечательные три месяца нежных, в тоже время очень больных, безусловно учащих чему-то новому отношений.
Хотелось удержать его как можно дольше, да и он сам никуда не собирался деваться, но разум твердил, что нужно избавиться от того, что так сильно жгло душу и руки. Не всё было так идеально, как хотелось бы. Мы слишком разные. И пришлось попросить оставить меня.

Мы шли по городу с подругой и радовались весне. Солнцу, тёплому ветру, ясному небу, хотелось мороженого или кофе и бродить по городу дальше, бродить так долго и столько много, чтоб не чувствовать ног. Мы шли навстречу кофейне с бельгийскими пекарнями, мы предвкушали незапланированный, но столь желанный перекус набегу.
Буквально за пару метров до кофейни на солнцепёке, прям на асфальте, спал бродяга. Когда я повернулась, чтобы разглядеть его лицо, то я увидела почти молодого парня, было трудно определить его возраст из-за одутловатости лица, но мы обе понимали, что ему нет ещё и тридцати. А рядом с ним сидел огромный пёс на верёвке, собаке было сильно жарко, и она пыталась зажмурить глаза от солнечных лучей, которые ей били прямо в морду. Я снова повернулась вперёд, сделала пару шагов и сказала, что кофепауза отменяется, нас ждут более великие дела. Подруга уже привыкла не задавать вопросов и просто следует за мной, когда я что-то придумываю в очередной раз.
Мы купили бутылку негазированной воды и попросили ещё у продавщицы набор одноразовой посуды, а желательно просто тарелок. Каково же было моё удивление, когда такого товара в ларьке не оказалось. А больше ларьков в центре города не было, запрет на мелкую коммерцию, порча культурного облика улиц города - таковы были причины, по мнению городской администрации, когда они начали массово бороться с ларьками на улицах. Но не оставлять же собаку теперь без воды. В поисках этих несчастных тарелок нам пришлось пройти два квартала.
Тем временем внутри меня разразилась самая настоящая дилемма - купить собаке и бродяге поесть или просто дать денег. В конечном итоге я решила дать денег.
Мы бежали с подругой обратно, боясь, что парень уже проснулся и ушёл спать в какое-нибудь другое место, но не было пределу нашему удивлению, когда, вернувшись, мы увидели вместо спящего парня человек пять бомжей всё с тем же псом, было видно, что их мучило похмелье, и они быстренько пытались сняться дешёвым коктейлем без этикетки.
"И что теперь?" - застопорилась подруга. "Что "что"? Не домой же везти эту бутылку, налить воды и уйти". Глядя на лица этих людей, сердце разрывалось на части, я понимала, что дать денег будет бессмысленно, корма на деньги для животного не купят, а купить поесть что-то собаке - не вариант, потому что еду сразу же отберут. Абсолютно не обращая внимания на бродяг, я уверенно подошла к собаке, поставила плошку, налила воды, и отошла за пару метров от компании, сообразив, что и воду у собаки можно тоже отобрать, мало, что у людей в голове. Я сделала вид, что роюсь в сумке и попросила подождать подругу какое-то время. В это время, тётечка, которая держала собаку на привязи, достала ещё из-за пазухи и кошку! Хотелось просто взять подойти и набить морду им всем, без всяких там объяснений. Но кофепауза кончилась.

На досуге решила поглядеть, чем живут мои одноклассники. У одной девичник, вторая уехала на подработку в Париж на полгода, третьи каждую субботу пьют до синячки, трясут жопами в камеру и пытаются показать всем, как хорошо они живут, прогуливая деньги родителей в ресторанах.
А я... Ну, а что я?
Я сижу дома, читаю Моэма, ругаю брата за то, что он купил infinity, в котором у меня ноги до полу не достают, и поэтому я предпочитаю ходить пешком; общаюсь с мальчиком, который якобы живёт в Лондоне и каждый день ездит на учёбу на автобусе; воюю со щенком, который по ночам утаскивает мои тапочки; учу племянника, как правильно носить колготки на голове; мечтаю найти мужчину, ради которого вставала бы на час раньше, чтобы приготовить ему завтрак; воюю за бешеные лица и документальность.
Всё типично.

В минувший четверг я приехала от своего подопечного и начала потихоньку сдавать на нервах.
Из головы не выходила фраза: "Мы в свободных отношениях", руки тряслись, а к горлу подступал комок, потому что отношения подразумевают так долго ожидаемую взаимоотдачу, которой на самом деле не было. Не спала почти всю ночь, размышляя о том, как подтолкнуть мальчика к действиям, заставить его хотя бы думать о том, что нужно жить ради кого-то, кроме себя, попутно ругаясь на него по телефону за то, что он такой чёрствый и самовлюблённый; за то, что взял меня в последний раз силой, хотя был сразу предупреждён о моём нежелании; за то, что снова перестал выполнять свои обещания. Он, нехотя, отнекивался, оправдываясь, что предупреждал меня об этом ещё в самом начале.
Наш ночной разговор полностью выбил меня из колеи, а на утро я поняла, что во фразе "свободные отношения" он слышит "свободные", я слышу "отношения". Было бессмысленно менять приоритеты в его голове, проще было отпустить самой. Как в липком дурмане предложила ему сделать паузу, а может даже больше, подразумевая полнейший разрыв общения, и не объясняя тому причин. А он, не прося объяснить те самые причины, согласился, снова как-то неуверенно оправдываясь.
Уже на следующий день я переключилась на другого, но глубоко в душе я скучаю по инфантильному мальчишке, который совсем отбился от рук, который поблагодарил меня за всё, что было, и который сказал, что не сможет забыть меня никогда.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра